class="p1">К обязательным дисциплинам, которыми курсанты училища должны были овладеть, относились: Закон Божий, русский и английский языки, астрономия, сферическая тригонометрия, военно-морская история, морская артиллерия, морская съемка, фортификация, тактика и законоведение.
Петя обладал блестящими способностями: успешно постигал учебный материал, прекрасно пел, музицировал и рисовал. Однако его чрезмерная нервозность и повышенная возбудимость отталкивали от него сокурсников. Не шли они на контакт и потому, что Петю периодически одолевали психические приступы, из-за которых другого курсанта давно бы отчислили, а его держали исключительно благодаря связям отца и дяди.
Начальство училища на странности кадета, а потом гардемарина Шмидта закрывало глаза, полагая, что со временем все образуется само собой: суровая практика корабельной службы вытравляла из флотских «фендриков» и более опасные наклонности.
Иную оценку ситуации дал Петр в своем дневнике:
«…Я кляну своих товарищей, порою просто ненавижу их. Я кляну судьбу, что она бросила меня в среду, где я не могу устроить свою жизнь, как хочу. Наконец, я боюсь за самого себя. Мне кажется, что это общество слишком быстро ведет меня по пути разочарования. На других, может быть, это не действовало бы так сильно, но я до болезни впечатлителен…»
…Все годы обучения за одной партой с Петей сидел Миша Ставраки, сын генерала, сорвиголова и двоечник. Соседством Миша очень дорожил: всегда можно списать контрольную работу у отличника Шмидта. А чтобы доказать свое превосходство над ним в физическом развитии, Миша прыгал с Николаевского моста (которому позже присвоят имя Шмидта) в Неву, вплавь добирался до училища и под злобное шипение начальства и восторженные возгласы однокашников весело отправлялся на гауптвахту.
Дружеское напутствие
Доминикия Гавриловна Павлова – «мадемуазель легкого поведения», как она представлялась клиентам, – вместо паспорта имела «желтый билет», так как «на хлеб» зарабатывала, торгуя своим телом. Как и ее родители, она родилась вдали от столбовых дорог империи и была малограмотной.
Первым к ней стал захаживать возмужавший, рослый, курчавый, шумный и очень самоуверенный Миша Ставраки. Петя – тонкий, нервный, с лучистыми глазами и с грустной улыбкой – тоже навестил ее.
Контакты с Доминикией будущий морской офицер Шмидт, так же как и общение с литейщиками, считал «хождением в народ», что было тогда модным веянием в среде русского либерального студенчества. Спасти «падшую» Петр посчитал главной задачей своей жизни. Ко всему пробил час долгожданного выпуска из училища.
Константин Паустовский в своей повести детально описал расставание друзей:
«Когда Ставраки и Шмидт прощались после окончания училища, Петр сказал Михаилу:
“У тебя, Миша, нет в душе никакого стержня”.
“Нет, есть! – сердито ответил Ставраки. – Что у тебя за манера – залезать в чужую душу!”
“Если и есть стержень, – добавил Шмидт и внимательно посмотрел на Ставраки, – то не железный, а резиновый. Смотри не сковырнись в какую-нибудь гадость. Пока не поздно”.
“Мое дело! – ответил вызывающе Ставраки. – Во всяком случае, я не женюсь на проститутке, чтобы спасти ее и лить вместе с ней слезы над ее печальным прошлым, как собираешься сделать ты!”
“Довольно! – гневно сказал Шмидт. – У каждого своя дорога. Я могу только молить Бога, чтобы наши дороги больше никогда не встречались…”»
Роман самоубийственный
«…Она была моих лет. Жаль мне ее стало невыносимо. И я решил спасти. Пошел в банк, у меня там было 12 тысяч, взял эти деньги и – все отдал ей. На другой день, увидев, как много душевной грубости в ней, я понял, что отдать тут нужно не только деньги, а всего себя. Чтобы вытащить ее из трясины, решил жениться. И не черти с левого плеча нашептали мне то дьявольское решение, нет! Думал, что, создав ей обстановку, в которой она вместо людской грубости найдет одно внимание и уважение, и вытащу ее из ямы…»
Откровение, которое Петр доверил дневнику, свидетельствует, что при всем благородстве его побудительных мотивов он, во-первых, нарушил ведомственное положения о браке: с 1866-го офицерам запрещалось жениться до достижения возраста 23 лет.
Во-вторых, Шмидт пренебрег кодексом чести офицеров: при вступлении офицера в брак учитывалась его пристойность. Понятие «пристойность» требовало, чтобы невеста была «доброй нравственности и благовоспитанна», а кроме того, «должно быть принимаемо во внимание ее общественное положение».
…Своим «неординарным» (мягко говоря!) поступком – женитьбой на непутевой Доминикии Гавриловне Павловой непутевый мичман Шмидт бросил вызов и обществу, и корпусу офицеров, и всей родне. Бывшие друзья-офицеры отшатнулись от него или вовсе вычеркнули из своей жизни, отец и дядя – прокляли, а сестры просто ничего не смогли предпринять. Снова Петр остался один на один с собой и своими идеями…
Служба
Петр Петрович Шмидт-младший окончил Петербургский морской корпус 29 сентября 1886 года и приказом по Морскому ведомству № 307 произведен в мичманы. Назначение получил на Балтийский флот. К исполнению служебных обязанностей приступил 1 января 1887 года. Однако служба не задалась с самого начала. Завышенное самомнение и амбиции мичмана-салаги вызвали резкое отторжение у морских волков – офицеров корабля.
С горем пополам Петр прослужил 12 месяцев, и в январе 1888 года, благодаря стараниям родного дяди, ставшего к тому времени вице-адмиралом, получил 6-месячный отпуск по болезни с последующим переводом на Черноморский флот по причине неподходящего ему климата.
Но и в Севастополе служба не пошла. В докладной записке на имя главы Морского ведомства адмирала Шестакова А.И. сообщалось:
«Мичман Шмидт, находясь в крайне возбужденном состоянии, наговорил командующему Черноморским флотом адмиралу Кулагину самые несуразные вещи и метнул в него глобусом. После чего прямиком был препровожден в морской госпиталь, где находился две недели. При выписке врачи советовали ему показаться хорошим психиатрам…»
А случилось вот что.
6 июля 1888 года мичман Шмидт был старшим при погрузке такелажа на канонерскую лодку «Зубр». Снаряжение доставлялось на телегах, запряженных конями-тяжеловозами. Как только у трапа, ведущего на «Зубр», остановилась груженая телега, туда подъехал адмиральский экипаж – Кулагин решил лично увидеть в деле прибывшего с Балтики мичмана-варяга. Кони испугались, стали на дыбы, рванули в сторону и порвали постромки.
Адмирал грубо обругал Шмидта, угрожая ему гауптвахтой, а матросам – шпицрутенами. Петр, держа руку под
